– Карл!
– Чего?
– Я вот думаю…
– Ну?
– Надо лошадь свести!
– Ты… ты чего… совсем… он же запорет!
– Тише, Карл, не ори! Ты зачем парня спасал, если ему отсюда и выехать не на чем? У нас ведь глухомань, а он после яда! И Улья права, бежать нам пора! Вдумайся сам, у них сейчас за поместье баталия начнется, нам… лучше в сторонке!
– Постой, не торопись. Давай передохнем. Я ведь тоже… думал… не хотел тебя одного бросать. Ты свои цветочки, кустики… неужто бросишь?!
– Голова дороже. Но я еще… может и вернусь!
– Тогда пошли, пока не рассвело, чтоб никто не увидел.
– Карл! Тележку-то того… может, бросим? Если лошадь решили?
– Ну, бросай. Нет, не в овраг! Вон под кустом листьями присыпь! Хорошая тележка, авось, придется назад возвращаться!
– Вернулись! Ну и правильно. А что лошадь привели, вдвое молодцы! Только, чем вы ее кормить собираетесь? У меня сена нету! А, ему… ну, тогда ладно! Пару дней и в лесу попасется, ничего ей не станет! Пусти вон туда! Да сними ты с нее веревки свои! Никуда не денется! Охраннику скажу, последит! А откуда ты знаешь? А! Да, это так. Что бы я за травница была, своего лешонка не иметь!
Улья беспрерывно болтала, видать, наскучило ей одной. А между разговором сноровисто бегала из кухни к столу, поднося оттуда миски с кашей и кружки с горячим взваром. И масло, и молоко в кувшинчике, и мед в долбленке. И свежие оладьи. А в кухню таскала мешочки и корзинки с продуктами, подчистую выскобленными друзьями из господского буфета и погреба. Только… не так уж густо там и было, по правде говоря! Хозяин денег на продукты не тратил, да и с управляющего имением предпочитал брать наличными. Только тот особо не давал, требовал указ о наследстве предъявить.
– Уф! Все, садитесь, позавтракаем, чем боги послали! Что? Где куры? В мешке? Что, живые? Не задохнутся? Ладно, что-нибудь придумаю. Куры, это хорошо. Ему вечером супчик в самый раз! Да вы ешьте, не стесняйтесь! Вон масло, в кашу-то клади! А потом вот тут на лавках и устраивайтесь! Небось, всю ночь не спали! За ним? Да что ему теперь сделается, яд свернулся, молодцы, что сразу привезли! Чем дольше не дать противоядие, тем труднее лечить!
Болаф проснулся от дружного храпа, и еще не открывая глаз подивился, с чего это они так храпеть-то начали? Простыли, что ли? Раньше-то тихо спали, ну разве Камил когда всхрапнет.
Открыл глаза, удивленно осмотрелся, не понимая, где находится. Спустил с лавки ноги, сел, чувствуя, нехорошую слабость и тошноту. Еще побаливает и кружится голова. Он что, заболел, что ли?! Болаф задумался, пытаясь вспомнить, отчего так плохо себя чувствует. Всплыл в памяти невидимый собеседник, прячущийся в полутьме коляски, круглолицый повар, предложивший взвар…
Так, стало быть, они его украли. Потом усыпили и привезли сюда. Значит, эти люди, спящие на соседних лавках, его охранники! Тогда нужно потихоньку уходить и искать Зака! Или Зак найдет его, он все умеет!
Болаф встал и потихоньку направился к двери. Осторожно распахнул и оказался в темных сенях. Вытянув вперед руки, чтоб не наткнуться на что-нибудь, Болаф потихоньку продвигался к двери. Вот он, косяк, вот щеколда, вот ручка…
И тут кто-то крепко вцепился в его ногу. То ли когтями, то ли зубами, только от неожиданности северянин громко ойкнул. И замотал ногой, пытаясь сбросить с нее агрессора. Тотчас затопали сзади чьи-то ноги, Болаф с силой торкнулся вперед, и вместе с неизвестным зверем и выбитой дверью покатился по крыльцу. Но не растерялся, вскочил и побежал. Со всей силы.
Зверь то ли сам оторвался, то ли пришиб его великан, только куда-то пропал. И уже пробежав с пару сотен локтей, Болаф вдруг понял, что бежит без сапог и куртки, а на улице осень и ночами уже подмораживает. Но возвращаться было поздно, да и не особо запомнил он, петляя по кустам, откуда прибежал.
Только теперь, успокоившись и оглядевшись, северянин понял, что не ночь еще, а поздний вечер, слабо светилась вдали за холмами багровая полоска заката. Он поежился, подумал, развернулся к закату спиной и пошел, решив, что если станет сильно холодно, то наломает еловых веток и устроит из них берлогу.
А через ползвона заметил впереди избушку, приветливо манящую печным дымком и теплыми квадратиками окон. И мужика возле нее, привязывающего около дровяника лошадь, и стоящую на крыльце старуху.
Повезло.
Болаф подошел поближе, стараясь держаться в неяркой полосе света, падающего из окна, чтоб не напугать мирных крестьян.
– Мир вам, люди добрые! – сказал как можно приветливее, стараясь не стучать зубами от пробирающего холода.
– И тебе того же! Не стой на холоде, проходи в дом! – немедленно откликнулась хозяйка.
Северянину очень хотелось заскочить в теплое нутро избы тремя прыжками, но он сдержался, прошел неторопливо, тщательно вытер у порога поцарапанные ноги.
– Проходи, садись! Вот сюда, поближе к печи! Вот тебе бадейка, ставь ноги-то! А вот кувшин с горячей водой, поливай понемногу! Сейчас мои старички придут и будем ужинать!
Старушка принесла ему тряпку и растоптанные обрезки, и Болаф втиснул в них согретые и отмытые ноги.
Тем временем в дом вошел немолодой мужик, и принес охапку дров. Помог старушке отодвинуть от окна стол и они стали накрывать его к ужину. В сенях кто-то завозился и еще один старик внес в дом бадейку с водой. Пронес в кухню, потом забрал воду, в которой Болаф мыл ноги и понес выливать. Великану было немного не по себе, что он причинил столько лишних хлопот этим добрым старикам.
– Иди ужинать! – Позвала его старуха, и Болаф, переборов смущение, присел к столу.