– Ваше высочество! Садитесь! – Вежливо окликнул принца Камил.
Далмений с недоумением поднял брови. Как-никак он принц и обращаться к нему вот так, без разрешения…
И обнаружил, что все артисты уже с возможным удобством расположились на топчанах, застелив их халатами и прочей одеждой. Оставив застеленное халатом местечко и для него.
Он немного потоптался, в надежде, что его примутся уговаривать, но танцоры занялись собой, перестав замечать его присутствие. Повздыхав, Далмений пристроил свой высокородный зад на жесткий топчан и вздохнул. Вот так! Кланяются, лебезят… объясняются в верности и преданности… а как только случились что – и нет никого рядом!
– Зак! – воззвала берзийка, – А нам здесь кушать дадут?!
Темноглазый оторвался от примы, которую он увлеченно целовал в уголке, и посмотрел в потолок.
– Догонят и добавят! – непонятно хмыкнула прима и положила танцору голову на плечо.
– Тсс! – слегка отстранился он, не отпуская, впрочем, талию девушки из своих рук. – Их сейчас приведут сюда. И снова притянул к себе девушку.
– Кого? – Напрягся тумастанец.
– Детей. – Ответил красавчик.
– Каких детей? – не понял Далмений.
И причем здесь дети, если берзийка спрашивала про еду?! Да и как она вообще может думать о еде?! Когда решается вопрос жизни и смерти? Да и обед был не так давно! Нет, он, Далмений, их решительно не понимает!
– Ваших племянников! – на миг оторвавшись от увлекательного занятия, жестко сказал темноглазый Зак.
– Но… у меня нет племянников! – неуверенно возмутился Далмений.
– А разве король Ландии вам не родственник?! – с ухмылкой спросил красавчик, кажется, его зовут Танио.
– Ну… в каком-то смысле… – неуверенно замямлил принц.
– Нифигасе, в каком-то! – возмутилась темнокожая Анюся. – Я и то знаю, что у вас общий дед!
– Не дед, а пра, пра… – попытался сосчитать Далмений.
– Ну вот! – обрадовалась Анюся. – Значит – родственники!
Принц огорченно засопел и задумался. Нет, он, разумеется, и раньше знал, что когда-то король Векридии отдал младшему сыну Ландию. Но как-то не догадывался, что дети того короля являются родными племянниками ему лично. Ну, пусть внучатыми, или пра, пра…
Он оглянулся на притихших танцоров и обнаружил, что все ожидающе поглядывают на Зака, сидящего с прикрытыми глазами и напряженным лицом.
В наступившей тишине послышались шаги, звон ключей и ворчание тюремщика.
– И чего всех в одну камеру, совсем с ума посходили?
– Ты уверен?!
– Да говорю же тебе!
– Столько лет прошло.
– Ну и что, я сразу узнал!
– Тогда пошли, хватит отдыхать!
Они снова взялись за ручки навозной тележки и, кряхтя, покатили ее дальше. Хорошо, хоть ночь ясная, тропку видно. А то бы еще больше намаялись. Хотя, временами казалось, больше уже некуда.
Эх, если б еще спина так не болела! И до чего ж он тяжелый! Весь в папеньку! Тот тоже, помнится, не маленький был! А уж, какой бабник был, второго такого поискать! Да, впрочем… если б не это…
– Осторожнее, Том, здесь корень!
– Где? А! Ой! Нашел! Ох, моя нога! Давай, отдохнем!
– Так уж совсем немного осталось! Вон, за кустами крыша темнеется! Налегли!
– Стучи сильнее! Что, она, не умерла там?!
– Да вы и умереть спокойно не дадите, своим стуком с небес вернете! – распахивая дверь, проворчала старуха, всматриваясь в ночных гостей. – Ну, и чего среди ночи приперлись? До утра не дождались?! И сами не спите, и людям не даете!
– Так умирает же! – Рассердился Карл. – Ты думаешь, нам приятно по ночам с тележкой таскаться!
– Дай-ка посмотрю.
Старуха проворно спустилась с крыльца, сунула руку под одеяло, в которое, как в кокон, был замотан умирающий.
Хмыкнула, нащупав редкий пульс, и скомандовала, – заносите!
– Да сапоги в сенях снимите, у меня чисто!
В первой, большой комнате, служившей травнице рабочим кабинетом, горела на столе у окна лампа, освещая немудреную обстановку. Широкие лавки, прибитые вдоль всех стен, застелены сенниками и домоткаными ряднушками, на полу вязаные полосатые половики. Посреди комнаты манит теплом основательная печь, к ней примыкает дощатая перегородка, за которой с одной стороны маленькая спальня, с другой кухня.
– Одеяло размотайте! И брось на улицу, оно в навозе! Не могли чем-нибудь тележку застелить?! Эх, мужики! На лавку его кладите! Вон, на ту! Да найду я, чем укрыть, его сначала раздеть надо. Как зачем, посмотреть, не от раны ли яд пошел! Что? А ты откуда знаешь? А, подслушивал. Ну, молодец, всегда так делай! Бедные люди должны знать, чего можно ждать от тех, в чьем доме живут! Это у них всяких способов, чтоб спастись, много, а у вас только один, точно знать, в какой момент пора удирать!
– А зачем нам удирать? – Недогадливо уставился на болтливую старуху Том, – Мы немного отдохнем и вернемся!
– Да вы с ума сошли! Зачем вам возвращаться? Ох, и дураки! Идите немедля за вещами, да прихватите чего ни-то в счет жалованья! И мне за лечение! Чего, Улья! Если б я бесплатно лечила, ноги давно с голоду протянула! Нет, постойте. Сначала подержите его, я зелье волью. Да сильнее навалитесь! Биться будет! Готовы?! Ну, помоги нам великие боги!
Через подзвонок, все трое, тяжело дыша и стоная, поднимались с пола, раскиданные в разные стороны страшными судорогами, корежившими мощное тело.
– Улья! – Взмолился Карл, с состраданием глядя на спасенного, – Ничего нельзя ему… чтоб не так корчило?!
– Можно. Но у меня нет. Лето было сырое, не вызрел моренник! А старые запасы я поизвела! А на ярмарке торкнулась, цены против прошлогодних втрое, а то и вчетверо! Война! Ну все, идите, стихает он! Теперь до вечера не проснется! Да еды захватите побольше! Мне такого мужика не прокормить!